| Русскаz Православнаz Церковь |  | Алапаевскаz епархіz |
на мэстэ мученической кончины Великой кнzгини Елисаветы Fеодоровны Романовой,
инокини Варвары и членовъ семьи Дома Романовыхъ
Цикл «Белое Движение»
Адмирал Колчак 
Память Верховного Правителя России Адмирала Александра Васильевича Колчака ныне неразрывно связана с расследованием убийства Царской Семьи и Великих Князей Романовых на Урале. 25 июля 1918 года в город Екатеринбург вступили передовые отряды сибирских, чехословацких и казачьих войск, и на третий день после занятия города офицерами, состоявшими при штабе начальника гарнизона полковника Шереховского, было начато следствие по делу об убийстве Императора Николая II и его семьи. 17 января 1919 года адмирал Колчак возложил на генерала М. Дитерихса общее Руководство по расследованию дела об убийстве на Урале Членов Августейшей Семьи и других Членов Дома Романовых. Производство следствия выпало на долю Николая Алексеевича Соколова. 
Верховный правитель России Каким был легендарный Адмирал, Верховный правитель страдающей России, — останется ли он в памяти народной жестоким самозваным диктатором, персоной non grata в нынешней истории нашей родины? Приведем мнение об Александре Васильевиче Колчаке его идейного противника историка Мельгунова («Трагедия Адмирала Колчака»): «Рыцарь подвига, безукоризненной моральной честности, брезгливо сторонившийся от интриг, бурно ненавидевший произвол.. Идеалист на фоне борьбы светлой и героической за восстановление России… Он был чище и идейнее других; пламенный темперамент, прямота и непосредственность, чарующие одних, создавали и врагов…» 7 февраля 1920 года трагически оборвалась жизнь легендарного вождя Белого Движения. На берегу небольшой реки Ушаковки, впадающей в Ангару стоит деревянный Крест, неподалеку — тюрьма, где адмирал провел последние дни. (Камере, где он содержался, недавно вернули прежний номер — пятый, сделав ее таким образом мемориальной.) «Его расстреляли здесь, под этим обрывом. Зима 1920 года выдалась суровой даже по сибирским меркам, на таком жестоком морозе даже при желании невозможно было выкопать могилу. А большевики спешили, им было не до церемоний», — рассказывает заместитель директора Иркутского областного краеведческого музея Владимир Свинин. 
Есть рассказ одного из тех, кто принимал участие в расстреле легендарного Адмирала. Чернорабочий Солуянов в числе других своих «соратников», семи железнодорожных слесарей, расстреливали А. В. Колчака и председателя его правительства В. Н. Пепеляева. По словам Солуянова, охрану в тюрьме, где сидел Колчак, сменили за день до его расстрела. Дело было рано утром. В камеру к Колчаку пришли ровно в четыре часа и сказали, что есть постановление местного революционного комитета о том, чтобы его расстрелять. Он спокойно спросил: «Что, без суда?» Ему ответили, что без суда. Сначала вывели из камеры Пепеляева, потом вывели Колчака и повели их на Ушаковку. В пятидесяти метрах от тюрьмы была прорубь, где обычно полоскали белье. (По другим сведениям это была Иордань — крестообразная прорубь, проделанная во льду в Крещенские водосвятия). Из семи сопровождавших Колчака только один был с карабином. Он освободил прорубь ото льда. Колчак все время оставался спокойным, не сказал ни одного слова. Его подвели к проруби и предложили встать на колени. По воспоминаниям Солуянова, адмирал молча бросил шинель на меху около проруби и выполнил требование. Все это время он смотрел на небо в сторону севера, где ярко горела звезда и думал о 
Сначала расстреляли Колчака. К его затылку все семь человек приставили револьверы. Солуянов так испугался, что при нажатии на спусковой крючок закрыл глаза. Когда после выстрелов открыл их, то увидел, как шинель уходила под воду. Второго расстреляли немного позже. Потом все вернулись в тюрьму и уже там составили протокол, расписав казнь поминутно. Протокол составили в пять часов. В нем сказано, что Колчака расстреляли на Ушаковке. Конкретное место не описано. Судя по времени, после того как о расстреле объявили Колчаку и составили протокол, прошел один час, казнь была недалеко от тюрьмы. К тому же потом гражданская жена адмирала писала в своих дневниках, что выстрелы были недалеко от тюрьмы. Сохранились допросы Колчака следственной комиссией Иркутского военно-революционного комитета. Считая себя военнопленным, Адмирал ответил на все вопросы следствия о его деятельности, стараясь при этом как можно меньше давать материала для обвинения лиц из своего окружения. Очень подробно отвечал на вопросы следственной комиссии, вероятно, пытался воспользоваться последней возможностью быть услышанным своими потомками. Участь бывшего Верховного правителя была определена телеграммой Ленина с указанием о его ликвидации ввиду «опасности белогвардейских заговоров в Иркутске»: «Не распространяйте никаких вестей о Колчаке, не печатайте ровно ничего, а после занятия нами Иркутска пришлите строго официальную телеграмму с разъяснениями, что местные власти до нашего прихода поступили так под влиянием угрозы Каппеля и опасности белогвардейских заговоров в Иркутске. Ленин. Берётесь ли сделать apxи-надёжнo»?…«. А. И. Куприн в статье „Кровавые лавры“, впервые опубликованной почти сразу после расстрела Адмирала оставил слова: „Лучший сын России погиб страшной, насильственной смертью. Великая душа — твердая, чистая и любящая — испытала, прежде чем расстаться с телом, те крестные муки, о которых даже догадываться не смеет человек, не отмеченный Богом для высшего самоотречения <...>. Будет ли для нас священно то место, где навсегда смежились эти суровые и страдальческие глаза, с их взглядом смертельно раненного орла? Или — притерпевшиеся к запаху крови, все равно, будь это даже кровь великомученика, равнодушные ко всему на свете, кроме собственного сна и пищеварения, трусливые, растерянные и неблагодарные — мы совсем утратили способность благоговеть перед подвигом <...> и расчетливо преклоняемся только перед успехом, сулящим нам еду и покой?“ Адмирал не поддержал Алексеева, разославшего телеграмму с призывом к отречению Царя. Через десять дней после отречения Государя Колчак писал: „Десять дней я почти не спал … За эти 10 дней я много передумал и перестрадал, и никогда я не чувствовал себя таким одиноким, предоставленным самому себе, как в те часы, когда я сознавал, что за мной нет нужной реальной силы, кроме совершенно условного личного влияния на отдельных людей и массы; а последние, охваченные революционным экстазом, находились в состоянии ’Будем называть вещи своими именами, как это ни тяжело для нашего отечества: ведь в основе гуманности, пацифизма, братства рас лежит простейшая животная трусость… ’Товарищ’ — это синоним труса, прежде всего’. Еще одна предельно внятная оценка: ’Что такое демократия? — Это развращенная народная масса, желающая власти. Власть не может принадлежать массам в силу закона глупости числа: каждый практический политический деятель, если он не шарлатан, знает, что решение двух людей всегда хуже одного /…/, наконец, уже 20—30 человек не могут вынести никаких разумных решений, кроме глупостей’. Это сказано в Рыцарь чести, человек безукоризненной честности, не имевший личного честолюбия, на предложение Маннергейма двинуть на Петроград стотысячный корпус взамен на признание независимости Финляндии ответил: „Идеей великой неделимой России я не поступлюсь никогда и ни за какие минутные выгоды. Это мое кредо“. Возможно, что профессиональный политик нашел бы такой шаг горячим и необдуманным, но предначертано России было испить горькую чашу страданий. »Я прошу вас уяснить, как я сам понимаю свое положение и свои задачи. Они определяются старинным рыцарским девизом «Ich diene» — «Я служу». Я служу своей Родине, своей великой России так как я служил ей все время, командуя кораблем, дивизией или флотом«. А вот другие его слова: »Нет ничего выше Родины и служения ей. Цель и смысл всей моей жизни — создание России единой и могучей, создание мирной и спокойной жизни при производительном труде под охраной закона. Той жизни, по которой так истосковалось население нашей страны«. Из личных качеств Верховного Правителя России также необходимо упомянуть о его личной скромности. Адмирал никогда не имел теплого пальто и ходил в шинели. Это был человек удивительной трудоспособности. Он работал по 18 — 20 часов в сутки. Личная жизнь Адмирала сложилась не просто. Из Стенографический отчета Заседания чрезвычайной следственной комиссии Председатель Следственной Комиссии ЧК К. А. Попов: «Здесь добровольно арестовалась 
Это — об Анне Васильевне Тимиревой, гражданской жене Адмирала, добровольно пошедшей под арест, чтобы до конца не расставаться с ним. Она пошла за Колчаком в тюрьму Иркутска, «самоарестовалась», возможно, чтобы поддержать, — сколько же пришлось пережить Адмиралу, сказавшему однажды Анне Васильевне: «Иуды встанут в очередь, чтобы предать меня». И эти слова адмирала оказались пророческими. Чехи, составлявшие охрану безоружного адмирала, передали его политическому центру иркутских эсеров в обмен на свободу своего передвижения на восток. В свою очередь, просуществовавший чуть больше двух недель центр выдал адмирала и его ближайших офицеров большевикам. «Дорогая голубка моя, я получил твою записку, спасибо за твою ласку и заботы обо мне… Не беспокойся обо мне. Я чувствую себя лучше, мои простуды проходят. Думаю, что перевод в другую камеру невозможен. Я думаю только о тебе и твоей участи… О себе не беспокоюсь — все известно заранее. За каждым моим шагом следят, и мне очень трудно писать… Пиши мне. Твои записки — единственная радость, какую я могу иметь. Я молюсь за тебя и преклоняюсь перед твоим самопожертвованием. Милая, обожаемая моя, не беспокойся за меня и сохрани себя… До свидания, целую твои руки». (Из письма Анне Тимиревой в период заключения в Иркутской тюрьме). «Прошу чрезвычайную следственную комиссию мне сообщить, где и в силу какого приговора был расстрелян адмирал Колчак и будет ли мне, как самому ему близкому человеку, выдано его тело для предания земле по обрядам православной церкви. Анна Тимирева». Резолюция на письме: «Ответить, что тело Колчака погребено и никому не будет выдано». 
После гибели адмирала Анна Васильевна прожила еще 55 лет. Из них сорок ее гоняли по тюрьмам и лагерям, лишь на короткое время, выпуская «на волю». Но она сохранила и мужество, и стойкость, и любовь: «Полвека не могу принять, Но если я ещё жива Анна Тимирева Сохранились для нас слова известного русского писателя Бунина о Колчаке, на смерть его. Автор «Окаянных дней» писал: «Настанет день, когда дети наши, мысленно созерцая позор и ужас наших дней, многое простят России за то, что всё же не один Каин владычествовал во мраке этих дней, что и Авель был среди сынов её. Настанет время, когда золотыми письменами, на вечную славу и память, будет начертано Его имя в летописи Русской Земли». Биография А. В. Колчака 
Александр Васильевич Колчак родился 4 ноября 1874 года в селе Александровском Петербургского уезда Петербургской губернии в дворянской семье. В 1894 году окончил Морской кадетский корпус и произведен в мичманы. В 1894—1900 служил на военных кораблях на Балтике, затем на Тихом океане. А. В. Колчак участвовал в Русской полярной экспедиции барона Э. В. Толля в 1900—1902 годах. Один из островов Карского моря был назван в честь Колчака (ныне остров Расторгуева). В 1903 году Колчак возглавил рискованные поиски Толля, не вернувшегося с острова Беннета, но убедился в его гибели. По итогам экспедиции Александр Васильевич опубликовал ряд специальных работ, главная из которых — «Лед Карского и Сибирского морей» (СПб., 1909). С началом русско-японской войны, несмотря на серьезные болезни, ставшие следствием полярных экспедиций, Колчак добился направления в Порт-Артур, где командовал миноносцем. Под его руководством были расставлены минные заграждения при входе в Порт-Артурскую бухту. Затем он командовал береговой артиллерийской батареей и был ранен. После сдачи крепости оказался в плену, в апреле 1905 вернулся в Петербург. Был награжден Георгиевским оружием, орденами Св. Анны В 1906 году Александр Васильевич был избран членом Русского Географического общества и награжден золотой Константиновской медалью за «выдающийся и сопряженный с трудом и опасностью географический подвиг». С образованием в 1906 Морского Генштаба Колчак стал одним из первых его сотрудников, занимался разработкой стратегических планов на балтийском театре боевых действий. В 1909—1910 исследовательская экспедиция с его участием совершила переход из Балтийского моря через Индийский океан во Владивосток и плавание к мысу Дежнева. С 1910 года А. В. Колчак занимался также разработкой судостроительной программы России, сочетая это с преподаванием в Морской академии. С 1912 он был командиром эсминца на Балтике и в декабре 1913 произведен в капитаны В период Первой Мировой войны А. В. Колчак руководил минированием входа в Финский залив, высадкой морского десанта на Рижском побережье в немецком тылу и многим другим. С сентября 1915 командовал Минной дивизией, руководил обороной Рижского залива и был награжден орденом Св. Георгия 
5 марта 1917 А. В. Колчак вывел флот в море, чтобы продемонстрировать противнику, что он сохраняет боеготовность, несмотря на Февральскую революцию. Но под влиянием революционной агитации и общего развития событий в стране собрание севастопольских матросов, солдат и рабочих 6 июня приняло решение обезоружить офицеров, а адмирала отстранить от должности. Колчак демонстративно выбросил свой кортик в море, заявил о своей отставке и 8 июня выехал в Петроград. В эти дни он писал своей возлюбленной А. В. Тимиревой: «Я хотел вести свой флот по пути славы и чести, я хотел дать родине вооруженную силу, (…) но бессмысленное и глупое правительство и обезумевший дикий (…) народ этого не захотели» (Минувшее. Вып.1. М.,1990). В Петрограде на заседании Временного правительства Колчак обвинил его в развале армии и флота. В ноябре прибыл в Японию, где узнал о намерении большевиков заключить мир с Германией. В декабре обратился с просьбой принять его на английскую военную службу. В январе 1918 адмирал отправился на Месопотамский фронт, однако по просьбе российского посланника в Китае Н. А. Кудашева отправился в Пекин, был избран в правление Китайско-Восточной железной дороги и отбыл в Харбин. В апреле-сентябре 1918 пытался сформировать объединенные вооруженные силы на КВЖД для борьбы с большевиками, но натолкнулся на сопротивление японцев. Сложив с себя обязанности члена правления КВЖД, Колчак принял решение примкнуть к Добровольческой армии. Однако в середине октября он прибыл в Омск и 4 ноября был назначен военным и морским министром правительства Директории. 18 ноября в результате военного переворота Директория, представлявшая собой блок эсеров и кадетов, была упразднена и власть перешла в руки ее Совета министров. А. В. Колчак был избран Верховным правителем России с производством в полные адмиралы. Это избрание было вполне законно с точки зрения законов Российской империи. Адмирал был наиболее весомой и известной фигурой в Сибири. Власть А. В. Колчака признали руководители основных формирований белых в других районах России, в том числе А. И. Деникин (май 1919). В руках Колчака оказалась часть золотого запаса России, он получил помощь от стран-союзниц, и ему удалось создать к весне 1919 армию общей численностью до 400 тысяч человек. Высшие успехи армий Колчака пришлись на март-апрель 1919, когда его войска заняли Урал. Однако вслед за этим начались поражения, которые объяснялись как стратегическими просчетами, так и более общими причинами — откладыванием решения аграрного вопроса, коррупцией в тылу, пробольшевистским партизанским движением, противоречиями с союзниками, в том числе с руководством Чехословацкого корпуса, командующим союзными войсками в Сибири французским генералом М. Жаненом. Адмирал придерживался принципа Единой и Неделимой России и в июне 1919 отверг предложение К. Г. Маннергейма двинуть на Петроград В ноябре 1919 под натиском красных адмирал оставил Омск и в декабре его поезд оказался блокированным в Нижнеудинске чехословаками. 4 января 1920 он передал всю полноту власти Деникину, а командование вооруженными силами на Востоке — атаману Семенову. А. В. Колчаку союзниками была гарантирована безопасность, но в обмен на обеспечение беспрепятственного выезда миссий союзников по указанию Жанена чехословаки 15 января передали адмирала эсеро-меньшевистскому Политцентру, к которому перешла власть в Иркутске. После перехода власти в Иркутске к большевикам, Колчак оказался в их распоряжении. Узнав о захвате Колчака, Ленин дал указание его расстрелять якобы по решению местных властей, опасавшихся освобождения адмирала наступавшими на Иркутск войсками В. О. Каппеля. Колчак был расстрелян вместе с председателем Совета министров В. Н. Пепеляевым в 5 часов утра на берегу реки Ушаковки. Трупы расстрелянных были опущены в прорубь на Ангаре.
Воспоминания прот. Георгия Ларина Предисловие Святое Евангелие! Живые и дорогие сердцу каждого христианина слова нагорной проповеди Спасителя: «Блаженны изгнанные правды ради, яко тех есть Царствие Небесное» (Мф. 5:10). Изгнанные правды ради — русское рассеяние, эмиграция, крупицы Царской России, сохранившие в себе и взрастившие великие древа Правды, так что многие птицы укрылись в их тени. Мы представляем нашим читателям воспоминания об эмиграции одного из сынов старой России митрофорного протоиерея Георгия Ларина. 
В воспоминаниях о. Георгия есть переписка с великим светильником русского рассеяния Святителем Иоанном (Максимовичем), архиепископом Шанхайским и Сан-Францисским. Протоиерей Георгий является духовным чадом Святителя Иоанна, в детстве он прислуживал Владыке в Алтаре. Из писем видно, что именно Святитель благословил о. Георгия на путь священнослужения. Сегодня о. Георгий — настоятель Покровской церкви в г. Наяке, шт. Нью-Йорк, секретарь Восточно-Американской епархии Русской Православной Церкви Заграницей (РПЦЗ) В 2004 г. о. Георгий участвовал в первом официальном визите в Россию. Высокопреосвященнейшего Митрополита Лавра в рамках переговоров между РПЦ МП и РПЦЗ. 
22 мая 2004 года отец Георгий побывал в нашем монастыре в составе делегации русской зарубежной церкви во главе с первоиерархом митрополитом Лавром. Со слезами на глазах дорогие гости молились у святой шахты. Один из приехавших священников выразил свою радость, узнав о том, что прихожане молятся Святителю Иоанну. Ныне Владыка Иоанн почитается всем православным миром, ибо Господь не полагает светильник под спудом, но на свещнице да светит всем. Братия и прихожане нашего монастыря сугубо почитают память Святого. В храме монастыря находится большая икона св. Иоанна Шанхайского с частицей его мощей. Благодарим о. Георгия за предоставленную возможность опубликовать на сайте монастыря его воспоминания и письма, адресованные лично ему.
Восемь месяцев на Филиппинском острове Тубабао в 1949 г. Протоиерей Георгий Ларин, Сан-Франциско, 7/20-го сентября 2009 года. 1. Вступление Приступая к теме моего доклада — а именно, к моим воспоминанием нашей эвакуации из Шанхая на Филиппинский остров Тубабао целых 60 лет тому назад — хотелось бы поделиться с Вами тем чувством, которое меня охватывает всякий раз, когда я вспоминаю тот сложный беженский путь, пройденный нашими родителями и нашим поколением. Это — чувство благодарности Богу. Ведь подумать только — где мы были тогда, перед эвакуацией: лишенные родины, бездомные, перед лицом опасности надвигающихся Красных, полностью зависимые от милости западных держав. И подумаем — где мы сейчас: Господь услышал наши молитвы, услышал воздыхания наших родителей и пастырей, и прежде всех — нашего великого молитвенника, заступника и отца нашего — дорогого Владыки, Святителя Иоанна. Вот мы живы, благополучны, наше бегство завершилось и мы давно достигли нашего пристанища и возможности построить наши жизни и семьи в свободе от страха, и в исповедании нашей святой Веры. Слава Богу, промышляющему о нас всё время, безпрестанно, и — как сказано в молитве: «творящаго присно с нами великая же и неизследованная, славная же и ужасная, имже несть числа». Итак, с благодарностью Господу Богу я обращусь к моим воспоминаниям. 
2. Эвакуация из Шанхая Мне было 14 лет когда мой отец, мой брат Серафим, мои две сестры Татиана и Светлана, и я покинули навсегда город в котором я родился, Шанхай. Наша мама не смогла отправиться тогда вместе с нами, т. к. она работала в одной гуманитарной организации Объединенных Наций (United Nations’ Relief and Rehabilitation Association), в связи с которой ей надо было по работе еще на несколько недель оставаться в Шанхае. Она прибыла на Тубабао один месяц после нас. Мы с папой отчалили из Шанхая на первом корабле, предоставленном белым эмигрантам американской армией, благодаря попечению нескольких организаций (эвакуация была организована Мировым Советом Церквей посредством International Refugee Organization). В первую очередь эвакуировали людей семейных и детей, которых на этом первом корабле было всего 500 человек. Это было 14 января, 1949 г. Следующий корабль, на котором отправилась моя мама, отчалил три недели спустя, 6 февраля. Надо сказать несколько слов о той жизни в Шанхае, с которой мне и моей семье пришлось проститься ступая на корабль. Мой отец, Георгий Павлович Ларин, родом Оренбургский казак, первые несколько лет своей эмиграции был человеком состоятельным. Он состоял в правлении единственного русского банка в Шанхае: «Русского Общества Взаимного Кредита» , т.н. «Белым Банком», созданном «Братством Русской Правды» для финансирования анти-советских операций «братчиков» на территории СССР и заграницей. У нас был свой дом, няня, повар, садовник. Мой брат и я посещали католическую среднюю школу ордена Marist Brothers, где мы с раннего возраста научились английскому языку. Уровень преподавания в нашей Шанхайской католической школе был настолько высок, что пропустив целый школьный год из-за эвакуации на Тубабао, и затем оказавшись в австралийской средней школе в Сиднее, меня вскоре перевели на один класс выше моих австралийских сверстников. Гимназию в Сиднее я закончил отличником, и получил полную стипендию на учебу в Сиднейском Университете. Никогда не забуду своих высококвалифицированных монахов-преподавателей Marist Brothers, сумевших сделать английский язык родным поступающим к ним детям, говорящим только на языке своих родителей: русских, китайцев, японцев, корейцев, французов, испанцев, поляков и др., но Вторая Мировая Война пошатнула материальное благосостояние нашей семьи и японская оккупация закрыла «Белый Банк» . Потеряв работу, мой отец устраивался, где мог, на временные работы, включая и местную французскую полицию. А мама стала подрабатывать деньги продажей соевого молока, которое она сама изготавливала из свежих бобов. Я помню как мы, дети, помогали крутить колесо, в которое всыпывались нами ложкой бобы с водой, и из которого затем вытекала белая жидкость. А в послевоенное время настала гиперинфляция, когда Китайское Националистическое Правительство стало тщетно печатать буквально ежечасно обесценивающие деньги. Но не только материальная сторона Шанхайской жизни запечатлелась в моей памяти. Несмотря на юный возраст, в Шанхае я пережил и начатки сознательной духовной жизни. И это благодаря близости к великому праведнику, образ которого освещает все мои воспоминания о Шанхае. Этот дивный Угодник Божий, наш незабвенный молитвенник, Владыка и Святитель Иоанн, епископ Шанхайский, воздвигший великолепный Шанхайский Собор в честь Иконы Богородицы «Всех Скорбящих Радосте». Всегда с волнением и трепетом вспоминаю возглавляемые святителем торжественные праздничные богослужения, при которых мы с братом прислуживали. Началось же моё личное знакомство с Праведником случайно, и самым обыкновенным образом. Наш дом на Avenue du Roi Albert, 21 Verdun Terrace, находился недалеко от собора, и вся семья всегда ходили туда пешком, а летом, в свободные от школы будничные дни, мы с братом и приятелями часто встречались в ограде церковной, где мы играли. Помню играли мы по обыкновению под вечер в один из жарких, влажных, летних дней в ограде собора, и я зашёл в церковь чтобы отдохнуть от жары. Совершалось ежедневное, будничное, вечернее богослужение. Владыка Иоанн стоял на своём обычном месте во время таких служб: с правой стороны, на своём небольшом амвоне, на котором стоял аналой с книгами. Храм был почти пустым. По окончании богослужения, Владыка пригласил меня зайти к нему. Покои его находились на втором этаже «Архиерейского дома», рядом с собором. Прежде чем выйти из собора, Владыка вручил мне свой посох, который я держал, следуя за ним, пока он прикладывался ко всем иконам собора, прощаясь, до вечера, со святыми друзьями своими. Хочу подчеркнуть, что это только благодаря Праведнику, русским в Шанхае удалось благополучно устроить не только свою материальную жизнь, но и подлинно-церковную жизнь, вокруг любимого архипастыря и святого храма. Такова была наша жизнь в Шанхае. 3. Жизнь на Тубабао 
Мы встретили нашу новую жизнь на Тубабао с чувством благодарности за спасение от Красных и с радостной надеждой на будущее. Особенно для нас, детей, как меня, Когда наш корабль прибыл на Тубабао, мы оказались на пустом участке земли, рядом с пляжем. Не было ни зданий, ни дорог, ни водопроводов, ничего. Были только провизии и необходимые материалы для устройства жилья от наших благотворителей (IRO). Но среди беженцев были и строители, и инженеры, и другие мастера, которые сразу принялись за работу. Были поставлены палатки, постланы настоящие бетонные дороги, даже налажены электропроводы, и водопроводы для туалетов, душев, и умывальников. Всем были поставлены палатки. Отдельные палатки были уделены семействам, отдельные палатки — незамужним женщинам, отдельные палатки — неженатым мужчинам, и т.д. Так как в моей семье нас было шесть человек, мы поселилась в двух палатках, объединив их в одну в форме латинской буквы «L». Мы спали на койках которые отделялись друг от друга занавесками, а в качестве деревянного «пола» нам служили боковые части больших деревянных ящиков, в которых нам доставляли продукты. Вообще наш лагерь на Тубабао, в котором жило примерно 5, 500 человек, был очень организованным и снабжен всеми необходимостями для жизни, как маленький город. Он был разделен на «районы» Недалеко от лагеря был устроен деревянный храм из прежнего католического костела, но я очень смутно помню богослужения на Тубабао. Владыка Иоанн был с нами на острове только некоторое время: в июле он улетел в Вашингтон хлопотать перед Конгрессом о принятии нас, беженцев, в США. Был еще и целый госпиталь устроенный в деревянных бараках, где помогали русские беженцы-врачи. Был и деревянный театр, с настоящей сценой и скамейками, также построенный трудами беженцев. Так что взрослое население нашего лагеря не сидело без дела. От всех беженцев совершеннолетнего возраста (между Для маленьких детей были устроены занятия, очевидно, потому что среди населения лагеря нашлись преподаватели, а материалы для преподавания маленьким было несложно собрать. Но для молодежи моего, гимназического возраста занятий не было, вероятно потому что не было материалов. Как я уже упомянул, этот вопрос меня не тяготил вовсе, ни, по-моему, моего брата и сестер. Свободное от хозяйственных обязанностей время мы проводили на пляже, возвращаясь в лагерь только к обеду и ужину. Нас, детей, в лагере кормили хорошо, т.к. детям выдавались особые порции и молоко. Я тогда не замечал, что взрослых кормили похуже, но недавно об этом читал в воспоминаниях одного, тогда взрослого, «со-тубабаовца». Взрослых кормили жиденьким супом, в котором изредка плавало Скажу несколько слов и о местных филиппинцах, которые относились к нам очень хорошо и дружелюбно. При нужде они были готовы помочь, иногда даже одолжить нужную вещь. Они также помогали беженцам получать пропуски в город. Дело в том, что населению нашего лагеря разрешалось оставаться только в пределах лагеря и пляжа, который к нему прилегал. В город беженцы допускались только с особым пропуском. С помощью местных филиппинцев эти пропуска получались довольно легко. Но со временем местное население помогло беженцам обходиться и вовсе без города. Вскоре после устройства нашего лагеря местные владельцы магазинов построили целый ряд маленьких лавок рядом с нашим участком, в которых стали торговать своими товарами. Среди этих скромных предприятий были даже маленькие рестораны. Конечно, не у всех беженцев были деньги, но были среди них и состоятельные, которые могли себе позволить покупать дополнительные продукты и изделия у местного населения. Надо еще упомянуть, что нас не забывали наши соотечественники в Америке. От русских, живущих в США приходили посылки с одеждой, лекарствами, и другими необходимостями. Вот так мы жили в лагере на Тубабао, ожидая разрешения переселиться или в Америку, или в Австралию. Были беженцы, которые очень долго ждали своих документов: некоторые задержались на Тубабао несколько лет. Но моей семье ждать пришлось не долго: уже к концу лета мы получили разрешение на въезд в Австралию, и стали собираться в еще одно морское путешествие. 4. Переезд в Австралию 
В Австралию мы всей семьей плыли на очень большом корабле (не помню название корабля, но он был больше того американского, на котором мы эвакуировались из Шанхая), полны не совсем ясных, но светлых ожиданий новой жизни на неизвестном нам континенте. Я, конечно, плохо себе представлял, что это такое — Австралия: кроме кенгуру и коала, я мало знал о стране, которая вскоре стала моей третьей родиной. Тем не менее, мое сердце было исполнено нетерпеливого ожидания чего-то очень интересного и нового. Наш корабль прибыл в Сидней где-то к концу сентября или в начале октября 1949 г. В Австралии начиналась весна, что соответствовало моему воодушевленному настроению. Мне сразу согрело сердце вид надписей по-английски: все было по-английски, и люди все говорили по-английски (правда, акцент у них был немножко странный, но я все понимал). Это понимание местного языка мне сразу дало почувствовать, что в этой стране я не чужой. Как я уже упоминал, английский и хорошая школа Marist Brothers в Шанхае также помогли моим успехам в австралийской гимназии. Эта легкость учебы в школе немало помогла пережить еще один переезд — что в подростковом возрасте обычно бывает нелегко. Я предполагаю что в финансовом отношении моим родителям было тяжело, хотя они таких вопросов с нами, детьми, конечно не обсуждали. Мой отец работал некоторое время оператором лифта, затем на фабрике, а мама устроилась на работу секретаршей у одного врача. Но каким-то образом им удалось купить дом в городе Lidcombe, NSW. Хотя я к окончанию гимназии получил полную стипендию (престижный Commonwealth Scholarship) на учебу в университете, проучившись в Сиднейском Университете всего лишь один семестр, я должен был бросить учебу и устроиться на работу чтобы помочь родителям. Моя старшая сестра, Татиана, тоже должна была оставить учебу и наняться на работу. В этот период не знаю, по каким причинам, наша семья стала как-то удаляться от Церкви. Мы более или менее посещали храм по воскресеньям, но того благочестия, которое у нас строго соблюдалось в Шанхае, при Владыке Иоанне, уже не было. Владыку мы не видели с тех пор, как он улетел с Тубабао в июле 1949 г. (когда мне было 14 лет): очевидно, что разлука с нашим светильником, который незаметно для нас зажигал наши нерадивые сердца, нас заметно ослабила. Но одна тонкая нить между нами и нашим Владыкой не прерывалась: это были письма Святителя Иоанна, которые, хотя и редко, напоминали нам о том, что он о нас молится по-прежнему. Его письмами ко мне в те годы, как я потом понял, Владыка не только сохранил меня в Церкви, но и постепенно приготовил меня к решению встать на путь священнического служения. Я бы хотел теперь поделиться с Вами с замечательным содержанием некоторых таких — преисполненных пастырской заботой и любовью — писем Святителя Иоанна тех лет, чтобы почтить память этого угодника Божия, молитвами и подвигами которого мы все благополучно прошли этот беженский путь. Итак, читаю из первого письма:
Второе письмо было написано Владыкой также изъ Вознесенского Собора на Бронксе въ самый день моего Ангела, и получено мною в Австралии в середине мая месяца,
Как нежно отметил Праведник наше охлаждение к Церкви когда писалъ брату и мне своё письмо
Читаю из письма Владыки:
А в следующем письме Владыка затрагивает тему семинарии:
Наконец, молитвы великого Праведника дошли до моего сердца, и я решил оставить светскую жизнь в Австралии и подал прошение на приём в Свято-Троицкую Семинарию. По-видимому, мой брат сообщил Владыке о задержке с бумагами на въезд в Америку, по которым я бы оставил Австралию в ноябре, 1961 года, и я получил от Владыки след. письмо:
Заключение В заключение хочется вернуться к той мысли, с которой я начал свой рассказ: несмотря на очень сложный и опасный путь нашей эвакуации из Шанхая на Тубабао, и затем переезда с Тубабао в Австралию, нельзя не удивиться той сравнительной легкости, с которой мы как-то все это пережили и обрели совершенно новую жизнь. Из этого удивления неизреченной милости Божией не может не рождаться второе чувство, на которое способны и праведники, и мы грешники: это чувство — глубокой благодарности. С этим чувством благодарности Богу я прошу вас встать и спеть со мной Величание нашему дорогому Владыке и Святителю Иоанну, путеводителю в нашем странствии 60 лет назад, и неустанному молитвеннику за нас до сегодняшнего дня. Добавление (декабрь, 2009 г.) Я прибыл в Джорданвиль в конце января, 1963 г. Вскоре, руководители монастыря и семинарии получили клеветнические обвинения против меня. Был назначен духовный суд, на котором, перед крестом и евангелием, я отвечал на предъявленные обвинения, а Архимандрит Киприан прочитал в мою защиту полученное им после Пасхи
| |||||||||||||||
